11/27/11

Немного об истоках русского политического сионизма - или к памятной дате "Каф-Тет Бе-Новембер", он же 29/11/1947 года.

В последнее время все чаще стали раздавать в Фейсбуке речи о "безграмотных сионистах" с весьма доморощенной интерпретацией событий недавней истории. Чтобы развеять миф о "враждебном" сионизме на память пришли четыре фигуры, которые стояли у истоков сионизма, и без которых никого из нас сегодня здесь не было.

Русский сионизм зародился задолго до Герцеля, и "малой родиной" его стала ни кто иная как Одесса. Удивительное стечение четырех фигур породило всплеск, который охватил все еврейское население Российской Империи, от земель Литовских; Белыя, Малыя и Прочия... и до самого Кавказского хребта.

Одного из них звали Перец Смоленскин. Родился он в Белоруссии и в скором времени, не от благополучной жизни, переехал в Вену, где и основал еврейскую русскую газету "А-шахар" ("Рассвет"). Причем, газетенка та была "ауф хебреиш", и сложно представить сегодня как быстро она заполнила огромную пустующую нишу мидийной литературы для русского еврейства, получавшего образование на иврите. Тут и подоспел "певец иврита", Элиэзер Бен-Иехуда, который имел свой собственный некраткосрочный план на преобразования сего святого детища в современный и доступный иврит.

Но как то и бывает с великими, между двумя завязалась схватка на страницах "А-Шахара", где Смоленскин придерживался идеи как бы не поторопить с переселением в Палестину, а Бен-Иехуда, 16-тью годами "резвее", стоял на том, что "ехать надо".

Оставим их на время с их медийным спором в 1879 году, и перенесемся в святые святых российского политического сионизма, Одессу.

На брегах Пальмиры Южной еврейская интеллигенция тех лет зачитывалась славным произведением Моше-Лейба Лилиенблюма "О возрождении еврейского народа на Святой Земле его древних отцов". И не на шутку грезила о других брегах, брегах Тиберия, пока не встал в кругах ее некто Леон Пинскер, с которого, собственно, и началась вся история.

А дело было так. Папа Леона, известный в Одессе ученый-археолог, Симха Пинскер, был учителем иврита в общественном еврейском училище, где грыз азы науки будущий сионист. Успешно окончив училище и русскую гимназию, Леон, однако, сделал неверный в жизни шаг, не будь которого - не было бы и этого рассказа. Захотелось юноше познать дело юридическое. Но не тут-то было. В России николаевской юридическое поприще для евреев было закрыто. И, славно отучившись на юриста, упаковал Леон свой диплом в чемодан до лучших времен и пошел учителем в еврейское училище. Но, на долго его не хватило, и 22-х лет отроду он решил совершить еще одну попытку, на этот раз поудачнее, и поступил на Медицинский факультет Московского университета. Совершенствоваться в практике тогда еще выпускали через форточку в Европу, и Леон отправился в самое святая святых науки времен до-первой-мировой, в Германию и Австрию. Там, собственно, и познакомился он с идеей ассимиляции еврейского народа, которая обуревала немецкое еврейство, считавшее себя на тот момент "немцами Моисеева закона".

Проникнув идеей ассимиляции евреев во внешней среде, вернулся Пинскер домой, в Одессу, где стал тем временем известнейшим врачом, работал в военных госпиталях во время Крымской войны, и... параллельно начал писать в одесских еврейских газетах.

В это время, всех их, и Пинскера с Лилиенблюмом, и Бен-Иехуду со Смоленскиным, как и все российское еврейство на 1/6-ой суши, и застал врасплох теракт 1 марта 1881 года "Народной воли", в результате которого был убит Александр II. По всей империи покатилась волна погромов, получившая в русской историографии название "народного гнева". О массовых убийствах евреев поползли слухи по Европе. Европейская либеральная пресса содрагалась от ужаса, тысячи беженцев из России заполонили столицы и пригороды Европы. Ряды европейского пролетариата пополнились русскими евреями, и этот миграционный катаклизм грозил принять угрожающие размеры, пока в светских салонах не стали косо посматривать в сторону российских атташе. В России забили тревогу.

Это сегодня ново-передовые исследования волн эмиграции экзальтировано прикладывая руки к вискам, вскрикивают о первой русской эмиграции 17-го года. А русский язык разнесся по городам Европы много раньше, и был озвучен беженцами Романовской империи совсем нерусского происхождения.

"Народный гнев" сменился "холодным погромом" правительства: среди них – по инициативе министра внутренних дел, Игнатьева, были прописаны "Временные правила" от 3 мая 1882 года. По ним евреи получили вторую со времен Екатерины "прописку", на этот раз в городах и местечках, отсекающих их от земли и привычного заработка. Да и сами еврейские общины раздробились на сотни изолированных островков, а границы городов превратились в непроходимую черту. И так это и оставалось до самого 17-го года.

Что же тем временем сталось с "сердцами четырех" сионистов?

Бен-Иехуда, недолго думая, решил воплотить свой замысел о переселении в Палестину, где и оказался, в самом Иерусалиме, уже в октябре 1881 года. Смоленскин в 1880-1881 годах прибывает в Россию из Вены, чтобы удостовериться о делах российского еврейства самолично, где и был встречен восторженными толпами еврейских студентов, преподнесших с немногочисленных студенческих крох, золотое перо своему духовному наставнику, с выгравированным изречением из книги пророка Исайи "И возвратятся избавленные Господом, и придут на Сион с пением". Излишне упоминать, чем закончился их спор с Бен-Иехудой. Смоленскин не только признал провоту своего оппонента, но и после увиденного в России, стал одним из пылких сторонников переселения евреев в Эрец-Исраэль.

Что же сталось в Одессе, охваченной со всех сторон погромами и беженцами? Пинскера волна погромов застала маститым шестидесятилетним врачом. И публицист-в-свободное-время восстал и засел за брошюру, потрясшую российское еврейство и опередившую Герцеля на 14 лет.

"Автоэмансипация. Призыв русского еврея к соплеменникам", - озаглавил он ее. И мысль вней сводилась к тому, что решение "еврейского вопроса" не в ассимиляции, а в том, что "эмансипация" (то бишь, "освобождение") к российскому еврейству придет только собственными усилиями. С этих пор Пинскер призывает российских евреев проявить инициативу, покинуть пределы России. Сначала – лишь куда-нибудь и лишь позже, увидев оформленную идею о Сионе – в Палестину.

Так, вдохновив сотни тысяч, Пинскер и Лилиенблюм основали ставшее полу-запретным в России и легендарное для истории Израиля общество Ховевей Цион ("палестинофилов"), и получившее предлинное название в русской историографии по причинам особенности российской национальной политики: "Общество вспомоществования евреям земледельцам и ремесленникам в Сирии и Палестине". Но это уже совсем другой рассказ...

А в те годы, еще никаких ни "правых сионистов", ни "левых сионистов" не было, как нет их, собственно, и сейчас. Идеи правых об объединении всех еврейских земель в государстве Израиль зародились много позже, и к сионизму – ни к пинскеровскому, ни к герцелевскому - не имеют ровным счетом никакого отношения. Сионизм, в формировании идеи которого не последнюю роль сыграло российское еврейство, ставил своей задачей основание еврейского государства, без задачи восстановить в нем границы иудейского царства. И Каф-Тет Бе-Новембер (то бишь, 29/11/1947 года), стал датой окончания Британского мандата в Палестине, благодаря чему, наконец, смог осуществиться замысел основания этого государства.

Поэтому облетевший недавно призыв прекратить праздновать эту дату – есть ни что иное как подмена понятий.

No comments: